А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
- Значит, грязную работу он предоставил нам... Давай-ка попьем этого чайку, сынок, а потом уже поговорим. Потому что тяжелый это разговор будет... Бери вот варенье - в ваших краях такого не бывает. - Мои края теперь здесь, - сказал Глеб. - Да? - со странной интонацией сказал Альдо. - Посмотрим... И они медленно допили чай, поели варенья - действительно превосходного - и перешли на диван. Профессор долго не мог зажечь свою трубку. Глеб потягивал сладковатое винцо и о чем-то напряженно думал, но о чем - понять не мог и сам. Потом профессор заговорил. Поначалу он путался и сбивался - но даже это не мешало Глебу понимать все то, что состояло пока еще из разрозненных полуслучайных слов, потому что эти разрозненные слова сдирали какую-то темную плотную плеву с сознания и сияющие, чеканные, острые истины возникали как бы ниоткуда, сразу же, изначально - полные смысла. Глеб задыхался от восторга и ужаса. И вдруг, скачком - пришло спокойствие. Теперь можно было слушать рассказ профессора, уже как бы и не стараясь получить нечто новое из потока слов - он знал заранее, что сейчас будет произнесено, и лишь чужая интерпретация событий слегка интересовала его... Инсайт - так называлось это состояние. И название то я тоже не вычитал и не услышал от кого-то - оно хранилось в нем, как хранится другое знание, готовое вырваться... А профессор рассказывал: ровно, почти монотонно, будто читал неинтересную лекцию ленивым студентом. Не удивлюсь, если он уложится в сорок пять минут, подумал Глеб. Сорок пять минут, повторил он снова. Смешно: пустая кожура слов. Время исчезло. Каким-то чудом (инсайт!) этот кабинет и это мгновение соединились плотно, вошли гребенкой в гребенку - в такое же бесконечное мгновение в агатово-черной воронке... нет, не воронке: полой опрокинутой пирамиде, форме для отливки пирамид - и тут, на дне ее, в вершине, завершился, будто размотался до конца клубок, долгий путь на кораблях, лодках, верхом, пешком, ползком по скале, в тесный лаз... Черное небо над головой - и голубовато-белое, со странными пятнами, складывающимися вдруг в черты удивленного лица, солнышко... нет. Господи, какое же солнце, когда это луна, луна, луна! Настоящая луна Старого мира, вот что это... и тут же понимание, что нет, не Старого мира эта луна: чуть дымчатые края диска и белые полосы и спирали облаков... Никогда Глеб не видел луну: просто не пришло в голову ни в Хабаровске, ни потом - выйти среди ночи из дому и посмотреть в небо... Чужими глазами видел он ее сейчас, глазами отца... а в это время маленький Глеб ждал внизу, в палаточном лагере экспедиции, и слушал далекий рокот порогов: могучий Эридан, вырываясь из теснины, ронял унесенные камни и сам перекатывался через них. Там, выше, под меловой стеной, выводящей на плато Ратмирцева, река неслась почти беззвучно, и лишь скалы вздрагивали и гудели от ее бега. На севере вздымались зарева ночью и висела черная туча днем: дышала Трубинская сопка. Может быть, это от нее так дрожали скалы... А над лагерем возвышался, заслоняя полнеба, Черный Великан - будто бы и вправду человеческая фигура в плаще, но оплавленная до стеклянной корки, до потеков. На нее, на самый верх, ушел утром отец, ушел один, не взяв с собой никого. И вот теперь - смотрел на луну, такую похожую на прежнюю, оставленную в Старом мире - и совершенно другую. Заметно отвернулось ее лицо... И еще Глеб мог сам отвернуться, повернувшись как бы внутри себя - и увидеть себя на диване профессора Иконникова, и увидеть самого профессора, маленького человечка с худым, но сильным лицом, с прищуром глаз, выдающим решимость и волю, услышать его ровный голос. Борис шесть раз поднимался на скалу, говорил он, делал там запасы воды и пищи, чтобы побыть подольше. В седьмой раз он поднялся утром, спустился вечером, волоча набитый чем-то мешок... это нам показалось, что он пробыл там день, а для него получилось - около двух недель... судя по щетине. В мешке много чего было... Не это главное, не это, не это... Глеб вновь смотрел глазами отца - на бесконечные, уходящие в никуда стеллажи с... чем? Книгами? Да, скорее всего... Раскрываешь такую - и перед глазами возникает зеленоватое светящееся пятно с сиреневыми и черными звездочками, бегущими из центра, потом в головокружительном темпе начинают сменять друг друга какие-то символы, потом их становится безумно много, еще больше, еще... потом все меркнет. Тяжесть в глазах, в затылке, боль в окаменевших плечах. И вдруг оказывается, что тебе известно нечто новое, о чем еще миг назад ты и не подозревал... далее